Изба - святилище земли,
С запечной тайною и раем... 
Предвижу я: как в верше сом, 
Заплещет мгла в мужицкой длани, 
Золотобревный, Отчий дом
Засолнцевеет на поляне.

Николаи Клюев

Отношение человека к природе, к Земле-Матушке, кормилице, коренным образом изменилось за последнее тысячелетие не в лучшую сторону. Варварское ис-пользование недр и повсеместное нарушение экологии приводят к катаклизмам и новым не излечимым болезням. Земля Живая! Она отторгает чужеродное. Человек становится для Земли не сыном, а выродком.

Вирус власти и обладания поразил глубоко человечество. Эта болезнь уже на грани необратимого процесса. До тех пор пока человек не осознает и не вернется к Исто-кам, жизнь ему будет адом.

В глубокой древности, прежде чем что-то делать на земле человек с благоговением открытого сердца обращался к Хранителям мест, к незримому тонкому Миру за по-зволением совершить то или иное действо, работу, Это было настоящее Творчество, которое единило в себе энергии Земли и Космоса.

"Прежде чем вторгаться в пространство, нам не принадлежащее, испросите дозволения Хозяина Места, Он всегда присутствует. Будь то бурение скважины, строительство дома, возделывание земли, рубка дома или просто остановка на ноч-лег в укромном уголке леса. И если хозяин благоволит вам , успех гарантирован. Но если вы варварски вторглись, да еще опустошаете, - бойтесь возмездия. Оно неминуемо придет. Рано или поздно. И невозможно предусмотреть формы воздей-ствия тонкого мира на деятельность рук и умов человеческих.
Некогда утраченная энергия культуры России в плотных формах еще не спроецировалась обратно из мира тонкого в осознание современного человека. Задумайтесь!"
Рикла. "Огонь Космоса Единого".

История возведения жилья из дерева уходит глубоко корнями в древность, насчитывая не одно тысячелетие. Наши предки глубоко осознавали удивительные свойства дерева и повсеместно применяли его как для строительства жилья, так и для изготовления различной утвари.. Дерево дает особое ощущение жизни, выступая в качестве проводника между человеком и природой. Являясь проводником Космических энергий, деревья благотворно влияют на ауру человека, а соответственно на его здоровье. Именно дерево с давних пор является символом Жизни, рождения и продолжения её.

Русь - неотделима от понятия изба. В лесных районах Восточной Европы избы известны уже в IV-V веках. "Истъбою", "истопкою" называли древние славяне отапливаемый сруб. Первые типы изб были похожи на простейшие лесные жилища. Постепенно, из века в век совершенствовался облик избы, усложнялась ее планировка, увеличивались размеры. Неизменной оставалась лишь ее конструктивная основа - сруб. Известно, что не только в малых селениях, но и в древнерусских городах все "жилецкие дома" были рублеными.

В старину избы отапливали по-черному. Дым вытягивался в отверстие, устроенное близ печи в потолке или в стене. Так называемые белые избы, отапливаемые печами с дымоходами, известны на Руси с XII века. Однако знаменитая русская печь, глинобитная или кирпичная, широко распространилась в крестьянской деревне лишь во второй половине XIX века.

В разных районах России избы строили по-разному. Приемов их возведения было множество. Структура и оптимальные размеры крестьянских дворов изменя-лись на протяжении веков. В соответствии с климатом, характером местности, осо-бенностями ведения хозяйства устанавливались местные традиции, подчеркиваю-щие своеобразие русской жизни в той или иной географической среде, но не выхо-дящие за границы общих традиций древнерусского деревянного зодчества и не на-рушающие соборное единение многообразных сооружений.

В южных районах России, а также в сибирских деревнях приусадебные постройки обычно ставили отдельно от жилья, чуть поодаль от него и, как правило, на ими же сформированном хозяйственном дворе, отделенном от улицы глухим забором с воротами.

В северных же областях России крестьянское жилище стремились так организовать, чтобы основные хозяйственные постройки: хлева, сеновалы, конюшни, навесы для инвентаря, а иногда и колодцы, - размещались как бы под одной крышей с жильем, чтобы в долгие и холодные северные зимы можно было бы совершать повседневные хозяйственные дела, не выходя из дома. Отдельно от жилья ставили лишь амбары и гумна.

На Европейском Севере в условиях натурального хозяйства, малой плотности заселения, а потому почти всегдашней территориальной разобщенности отдельных хозяйств, в окружении бездорожья с извечными осенними и весенними распутицами, наконец, в условиях постоянной зависимости от погодных условий - преимущественное распространение получил крытый крестьянский двор, объединявший под своей крышей жилые и хозяйственные помещения.

Вот например, как строили дома в крупных административно-территориальных поселениях — "погостах". В архитектурным облик таких домов и в его конструктивном устройстве, гармонично отражалисьпринципы единства пользы и красоты, и в тоже время, не было ни одной детали, которую нельзя было бы назвать типичной для всего древнерусского деревянного зодчества:

Дома большие, ладные, в два этажа, со светелкой наверху и крытым хозяйственным двором. Легко дышится в доме, как-то по-настоящему. И снаружи на него когда взглянешь, той же настоящей жизнью повеет вдруг.

В основном всю жилую часть дома огибает снаружи ажурная галерея-гульбище. Нарядные балконы у светелки, выходящие, как и гульбище, на три фасада, резные ставни и наличники окон, причелины с полотенцами и кистями - все эти характерные элементы придают дому, с одной стороны, добродушно-приветливый, а с другой - праздничный вид и особый эмоциональный настрой.

Все помещения, жилые и хозяйственные, сгруппированы в одном большом срубе, образующем в плане почти квадрат размером, примерно, 20 х 20 м. Жилая часть дома с крыльцом и входом обращена конечно же в сторону озера, к свету и воздуху. Беспрерывный трепет озерной воды летом, ее торжественный белый наряд зимой, тоже постоянно меняющийся, существуют словно бы не вне дома, а внутри его, отражаясь малыми солнечными и теневыми бликами на досках пола и потолка, на стенах и скамьях, на медной утвари, вычищенной до зеркального блеска, на поверхностях многоликой деревянной утвари.

Посреди двухэтажной жилой части дома располагаются просторные сени с внутренней, белой, лестницей. По бокам слева и справа - двери в избы, а прямо - проход в хозяйственную половину, тоже двухэтажную, хотя и меньшей, чем жилая часть дома, высоты. Нижний этаж здесь занимает скотный двор с двумя воротами, хлев, конюшни, кладовая для фуража и простая, похожая на стремянку лестница, именуемая черной. А наверху - обширный сарай, или поветь. Он служит одновременно и сеновалом, и складом земледельческого и промыслового инвентаря. Тут же в непогоду и холодное время года теребили лен, веяли и молотили зерно, ремонтировали охотничьи и рыболовецкие снасти, ладили сани и лодки, - словом, выполняли многие домашние работы.

Снаружи на поветь ведет наклонный бревенчатый настил, называемый взвозом. По нему легко и просто поднималась лошадь с телегой, нагруженной сеном, доставляя свой груз прямо к месту его долгого хранения. Такие взвозы - принадлежность почти всех больших северорусских изб вне зависимости от их объемно-планировочного устройства.

Столь же присуща всем крытым крестьянским дворам Русского Севера еще одна особенность: всю верхнюю часть сруба, расположенную над хлевами, несут на себе мощные столбы, глубоко врытые в землю. Благодаря этому приему можно без особых затруднений заменять быстро гниющие нижние венцы хлева новыми, не поднимая и не разбирая всего дворового сруба.

Вот, например, крыша дома. Как просто и мудро соединены в ней все части! Нет здесь ни одного гвоздя, но конструкция надежна и прочна. И в то же время в этой надежности ощущается рука зодчего и скульптора, рука художника-творца. Скульптурная пластика прослеживается в каждой детали безгвоздевой кровли и в символике их названий: потоки и курицы, причелины и полотенца, шеломы, конь-ки, сороки... Слова-то все какие! - красочные, древние, пропитанные густым ароматом смолистых бревен и духом самобытной строительной культуры русского на-рода. Они являлись не просто конструктивными деталями, но элементами архитектуры как искусства.
Частью такой архитектуры, предстают перед нами наружные оконные ставни: Зимой, они служили чтобы защититься от ледяных ветров, летом - укрыться от будоражащего света белых ночей. Однако со временем ставни стали делать без петель и наглухо прибивать их к оконному наличнику. Они сами начинали играть роль наличников, и превратились в декоративную, своеобразную часть дома, насыщенную преданиями о жизни дедов и прадедов и соединяющую эти предания в неделимое целое общей жизни. Тут присущее человеку устремление украшать создаваемые вещи приобретает глубинный смысл и тем самым становится причастным не к "текущей", а к Вечной Красоте.

Наличники на доме прорисовывались с удивительным изяществом, с тонким, даже тончайшим соотношением частей и целого.

Заслуга мастера, строившего деревенский дом, скорее всего самого его хозяина, что он творил Осознанно и чувствовал, где должен быть предел его резному художеству, где следует поставить точку, чтобы не засорить высказываемую мысль пустословием, чтобы не замазать, не залепить изображаемую форму никчемными красочными мазками. Мода над ним не господствовала: свой ум был задействован, свое восприятие красоты жизни, связанное с преданиями и взлелеянное ими. Аристократическая родословная мысли была у крестьян. Таких не собьешь с праведно-го пути жизни, разве что физически можно уничтожить. Что и делали советские обновленцы-коллективизаторы.

Облик русской деревни ныне коренным образом изменился, и, как сие ни прискорбно, не к лучшему. Отход от веками выверенных традиций, полнейшее их неприятие формирует хаотичность или, напротив, примитивную линейную сухость архитектурного пространства, обездушенный вид которого угнетающе воздействует на психику человека, разрушая стержневые основы его жизни. Постоянно отрицательный, лишенный благодатной энергии стереотип восприятия видимой среды в конечном итоге перерождается в сознании человека в агрессию - как сгусток не-востребованных эмоций и как подсознательный протест против подобной обезлички его самого. Наблюдается и другой пагубный процесс - эмоционально-духовное восприятие вообще атрофируется, на корню заглушая способность человека к лю-бой форме творческой деятельности.

Так вот, мы убеждены в том, что если бы жило наше крестьянство в добротных, овеянных преданиями и традициями рубленых избах, то и многострадальная де-ревня не служила бы поставщиком беспризорников, преступников и дегенератов для огромных и еще более устрашающих, чем обезличенные и разоренные сельские поселения, городских окраин, воистину антихристовых владений.

О современном подходе к деревянному зодчеству, сказал А.В. Ополовников:"И вправду, ни личным умиротворяющим ароматом, ни сердечной озаренностью новомодный избяной народ пронизан не был". Причины той непронизанности И. А. Бунин тонко подметил:

Они глумятся над тобою, 
Они, о родина, корят 
Тебя твоею простотою, 
Убогим видом черных хат... 
Так сын, спокойный и нахальный, 
Стыдится матери своей - 
Усталой, робкой и печальной 
Средь городских его друзей...

Не от лукавого ли, что красота, естественная, как природа, ее же смыслом наполненная, стала считаться средь русских людей "простой". То была мода, - говорят поборники бесконечных обновлений. Так ли?

Одним коротким словом - мода - обезличку "под камень" бревенчатых срубов характеризовать недостаточно. Что есть мода, каковы ее истоки? Если ответить на эти вопросы, то ясно станет, что причина здесь подменяется следствием. А без познания первопричин ошибок тщетен и путь их преодоления. Бесполезны, хотя подчас и забавны, как у слепого кутенка, всякоразные движения-поиски. Если же моду приравнивать к новому знанию, то опять-таки следует выявить его "намерение" как исходную основу.

"Дабы мы не были более младенцами, колеблющимися и увлекающимися всяким ветром учения, по лукавству человеков, по хитрому искусству оболь-щения" (Еф., 4, 14).

Внешнему облику соответствовал и внутренний вид избы.

Царственное положение в его жилых избах принадлежало, по традиции, кормилице-печи. Из красных углов, освящая жизнь, смотрели неотмирные лики святых угодников Божьих. Огромные, любовно сложенные бревна-кругляши в сенях, на повети, в хозяйственной части дома; столь же величественные, но к тому же и ласково стесанные бревенчатые стены в избах, широченные доски некогда вычищенных до солнечного блеска полов, - все в доме было пронизано какой-то особой глубиной и цельностью взгляда как на весь мир, так и на свое пребывание в нем. То было благо-родство, в понятие которого могут быть включены самые разные предметы и явления, объединенные одним необходимым условием - рождением во благе и на благо.

Вопрос о воскрешении нашей отечественной культуры не ограничивается реставрацией памятников, а подводит к задаче куда более сложной: к возрождению собственного нашего достоинства. Но и первое - заданная или осознанно принятая человеком форма жизни, характер им же созданного жилья прямо влияет на содержание бытия и как следствие - на истинность человеческого достоинства. Тут даже марксисты-материалисты нам не станут возражать, вспомнив собственный постулат о бытие, определяющем сознание. Исходная разница лишь в смысловом и как бы пространственном определении бытия, которое в нашем представлении ни избой, ни земным существованием в целом отнюдь не ограничивается.

Вот представим себе, что вы где-нибудь в прионежской деревушке построили такой же дом-домину. Картины вашего проживания в таком доме можно рисовать до бесконечности. Не в фактах бытия тут дело, а в общем его настрое, в созидательной направленности жизни. Та самая обстоятельность, которая была ей присуща в старые времена и которой пронизан весь дом, наверняка прочно утвердилась бы и в жизни современных хозяев традиционного жилья, если только они не вовсе конченые люди, мертво влачащие свое существование. Наверняка. Их бы просто облучила доброносная энергия русской избы, ее "беспримесный свет" (Г. Палама), оздоровив их дух и подвигнув к счастью, то есть, судя по корню слова, к соединению с частью чего-то очень важного для человека. С Богом. Выше, важнее ничего нет.

Умным деланием называли на Руси молитву Богу, молитву, идущую из глубины сердца. Силу такой молитвы и значение ее приравнивали к труду, тоже искреннему и сердечному, к подлинно творческому, творящему жизнь. Само художество рассматривалось как дерзновенное исповедание любви к Богу в озаренной ею простоте сердца, подобной простоте евангельских заповедей.

Труд — как молитва... В этом легко убеждаешься, глядя на величие старинных русских изб.

Вместе с тем издревле деревянное зодчество на Руси взаимодействовало с каменным, и взаимопроникало, не нарушая, традиционные направления ни того, ни другого. Такова была сила религиозного осмысления жизненных ценностей, кото-рая и порождала гармонию архитектурных образов, какие бы нововведения им ни были присущи.